Прочёл книгу про итальянского художника Микеланджело Меризи по прозвищу Караваджо из серии ЖЗЛ (2011). Её написал Александр Борисович Махов — историк литературы и искусства, бывший
дипломат, проработавший 30 лет в Италии. Он автор также биографий Тициана и Рафаэля, переводчик стихов Микеланджело.
Помимо очень интересной и самобытной живописи, меня привлёк к Караваджо тот факт, что даты его жизни (1571—1610) почти совпадают с таковыми графа Рэтленда (1576—1612). Меризи родом из Милана, но в 91-м после уличного инцидента, закончившегося убийством одного из участников, он вынужден был бежать в Рим, где создал большинство своих произведений. Но и Вечный город после ещё одной стычки с кровопролитием ему тоже пришлось покинуть в 1606 г. Далее Неаполь, остров Мальта, Сицилия… Конфликты с властями, с полицией, тюремное заключение, бегство… Кольцо преследователей стягивалось, и затравленный художник гибнет при невыясненных обстоятельствах. Нужно учесть, что Караваджо был гордым человеком, малейшие унижения вызывали у него вспышки ярости, чем умело пользовались его завистники и недоброжелатели; есть свидетельства, что он был подвержен резким перепадам настроения.
В Италии в ту эпоху творили многие художники. Хотя существовали и частные коллекции, основным заказчиком живописных работ выступала церковь, которой требовались роспись стен и украшение картинами многочисленных храмов. Имея репутацию большого мастера, Караваджо не испытывал недостатка в заказах. Он их выполнял, но затем кто-то из церковных иерархов, как правило, выражал своё недовольство, считая его изображения слишком «натуралистичными». И полотна отправляли в хранилища, в подвалы, где они пылилась столетиями, пока не были кем-нибудь случайно обнаружены; поэтому настоящая известность пришла к живописцу лишь в прошлом веке.
«В ноябрьском номере журнала «Пчела» за 1891 г. на фронтисписе был помещён карандашный рисунок юного Бёрдсли «Гамлет идёт за тенью отца». Сам художник, комментируя эту свою работу, писал одному из приятелей: «ошеломляющий рисунок, скажу я вам». И был прав, ибо он, к изумлению современников, изобразил худую, тщедушную фигуру длинноволосого юноши, чьё тело от шеи до колен туго обмотано — словно забинтовано — узким шарфом. Гамлет зябко пробирается сквозь голый, безлиственный лес… Напряжённым, едва ли не безумным взглядом Гамлет всматривается вглубь чащи. Рука протянута вперёд, а ноги как бы подломлены в коленях и движутся медленно, осторожно. Во всей вертикально развёрнутой композиции — странное, но проведённое с обдуманной последовательностью сочетание смертельного страха и неуклонного, независимого от собственной воли юноши, тяготения к неведомой влекущей тени. Холод, предчувствие гибели, оцепенение ужаса, но следующий шаг неизбежен»
