Gilbert Keith Chesterton (1874—1936) —  английский мыслитель, журналист и писатель, автор около 80 книг. Его перу принадлежат несколько сотен стихотворений, 200 рассказов, 4000 эссе, ряд пьес, романы, а также религиозно-философские трактаты, посвящённые истории и апологии христианства.

В статье «О чтении» он писал (цит. по сборнику его публицистики «Писатель в газете». М.: Прогресс, 1984, С. 260):

Всякий знает, что Ницше проповедовал учение, которое и сам он, и все его последователи считали истинным переворотом. Он утверждал, что привычная мораль альтруизма выдумана слабыми, чтобы помешать сильным взять над ними власть. Не все современные люди соглашаются с этим, но все считают, что это ново и неслыханно. Никто не сомневается, что великие писатели прошлого — скажем, Шекспир — не исповедовали этой веры потому, что до неё не додумались. Но откройте последний акт «Ричарда III», и вы найдёте не только всё ницшеанство — вы найдёте и самые термины Ницше. Ричард-горбун говорит вельможам  (V.3):

Что совесть? Измышленье слабых духом,

Чтоб сильных обуздать и обессилить.

Conscience is but a word that cowards use,
Devis’d at first to keep the strong in awe.

Шекспир не только додумался до ницшеанского права сильных — он знал ему цену и место. А место ему — в устах полоумного калеки накануне поражения. Ненавидеть слабых может только угрюмый, тщеславный и очень больной человек — такой, как Ричард или Ницше. Да, не надо думать, что старые классики не видеи новых идей. Они видели их; Шекспир видел ницшеанство, он видел его насквозь.

Как сказал когда-то Мишель Платини, «футбол — это особый вид искусства». Понятно, что игра команды определяется очень многими факторами, но чтобы быть искусством, она должна представлять собой некое гармоничное целое. Мне кажется, в наибольшей степени этим качеством обладает команда Бельгии, поэтому буду болеть за неё.

Скажу о негативных вещах. Обратил внимание, что игроки стали очень активно орудовать руками. Если раньше хватание за футболку-трусы было из ряда вон выходящим эпизодом и сразу наказывалось жёлтой карточкой, то теперь это стало обычной практикой. Предупреждения выносятся лишь в случаях, когда нарушитель таким способом заваливает соперника или явно срывает атаку.

Как бороться с этим неприятным явлением? Мне пришла в голову такая идея: одеть футболистов в облегающие трико, за которые уцепиться будет трудно.

Далее, толкотня и борьба с использованием рук за позицию в штрафной площадке перед подачей угловых. Судьям постоянно приходится вмешиваться и усмирять особо буйных, на это уходит время. Предлагаю ввести такое правило: до момента удара (углового) все находящиеся в штрафной игроки (кроме вратаря) должны держать руки за спиной.

Jean-François Ducis (1733—1816) — французский драматург и поэт, член академии. Автор первых французских переводов-переделок в классицистском стиле пьес Шекспира — «Гамлета», «Отелло», «Ромео и Джульетты», «Короля Лира» (при этом он пользовался прозаическими переводами-пересказами де Лапласа, т.к. сам не знал английского языка). 

Его Гамлет отличался сыновней преданностью и страстной любовью к Офелии. Узнав от призрака, что король был вероломно убит, принц жаждет отмщения, Офелия называет его «безжалостным тигром». Офелию Дюси сделал дочерью Клавдия, и её терзает борьба между чувством (любовью к Гамлету) и долгом. В финале принц убивает Клавдия, королева не выносит мук совести и кончает с собой, а Гамлет вступает на престол и женится на Офелии. В его заключительном монологе есть такие слова: «…мои несчастья достигли предела, я лишился всех моих родных. Но при мне моя добродетель… я сумею ещё жить, а это больше, чем умереть».

Обычно, говоря об отношении философа, романиста, историка, драматурга и поэта эпохи Просвещения Вольтера (1694–1778) к Шекспиру, вспоминают уничижительные эпитеты (дикарь, варвар и т.п.), которые он, случалось, употреблял по отношению к Барду. Однако ими оно отнюдь не исчерпывается. В «Философских письмах» Вольтера (впервые изданы в Лондоне под названием «Письма об английской нации» в 1733 г.) 18-е письмо имеет заголовок «О ТРАГЕДИИ», и там он пишет:

У англичан уже был театр, равно как и у испанцев, тогда, когда французы не имели ничего, кроме балагана. Шекспир… создал театр; он был гением, исполненным творческой силы, естественности и возвышенности, но без малейшей искорки хорошего вкуса и какого бы то ни было знания правил. Я намерен сказать вам нечто рискованное, но истинное, а именно, что достоинства этого автора погубили английский театр. В его чудовищных фарсах, именуемых трагедиями, повсюду разбросаны такие прекрасные сцены, столь величественные и страшные отрывки, что эти пьесы всегда игрались с огромным успехом. Время, которое одно только создаёт людям славу, в конце концов делает почтенными даже их недостатки. Большинство причудливых идей и преувеличений этого автора получили по истечении двухсот лет право быть возвышенными. <…>

После него пьесы стали более упорядоченными, публика — более придирчивой, а авторы — более корректными и менее смелыми. Я видел новые пьесы, очень мудрые, но холодные. По-видимому, до сих пор англичане были созданы лишь для того, чтобы творить беспорядочную красоту. Блистательные чудища Шекспира доставляют в тысячу раз большее наслаждение, чем современная умудрённость. Поэтический гений англичан до настоящего времени напоминал густое дерево, рождённое природой, беспорядочно разбрасывающее тысячи ветвей и растущее с неравномерной силой; оно погибает, если вы хотите принудить его природу и подрезать его наподобие деревьев в садах Марли.

Одна из давно замеченных странностей в знаменитой шекспировской трагедии такова: когда Призрак открыл принцу тайну убийства его отца, он зачем-то признался, что по ночам ему суждено бродить, а днём — гореть в печи, пока не выгорят все совершённые им преступления (Till the foul crimes done in my days of nature Are burnt and purged away), и что муки, которые он там испытывает, столь ужасны, что о них даже нельзя сказать. Что же это за преступления? Ведь со слов сына короля и других знавших его лиц возникает вроде бы положительный образ монарха — доблестного рыцаря, заботливого супруга. А тут он сам говорит о себе как о большом грешнике.

Картина А. Ходюкова

Выскажу своё предположение: грех, за который король Гамлет страдает на том свете, как-то связан с его убийством Фортинбраса-отца с последующим захватом его земель. Мы узнаём эту историю из рассказа Горацио, который начинает его так: «По крайне мере, есть слух…» (At least, the whisper goes so…). Вот оно как: это всего лишь слух, значит, на самом деле всё могло быть не совсем так (или совсем не так). В изложении Горацио — ко всем его утверждениям нужно прибавлять «будто бы» — король Норвегии Фортинбрас вызвал короля Дании на поединок; они заключили и оформили по всем правилам договор, согласно которому победителю переходят во владения определённые земли проигравшего, то есть, уточнил Горацио, лишившийся жизни в поединке, лишается и части собственности. Приведу это место (I.1):

Did slay this Fortinbras, who by a seal`d compact, Well ratified by law and heraldry Did forfeit (with his life) all these his lands Wich he stood seized of, to the conqueror. Against the which a moiety competent Was gaged by our king, which had return`d To the inheritance of Fortinbras, Had he been vanquisher, by the same comart (cou`nant), And carriage of the article design`d His fell to Hamlet.

Читать далее