В начале 50-х годов Ленинградский театр драмы им. Пушкина предложил режиссёру Григорию Козинцеву поставить «Гамлета», и в своей книге «Глубокий экран» (М.: Искусство, 1971) Козинцев пишет (с. 192): «Перевод Б. Пастернака, возмутивший в своё время наших шекспироведов своей вольностью, был для меня истинным сокровищем; герои разговаривали современной русской речью, лишённой стилизации. Работа с Борисом Леонидовичем началась с его письма (от 27 октября 1953 г.), оказавшегося для меня важным. Первые же строки привели меня в изумление»:
Я поторопился, и в сопроводительном письме к выправленному тексту «Гамлета» забыл сказать самое главное, для чего, собственно, я и писал письмо. Режьте, сокращайте и перекраивайте, сколько хотите. Чем больше вы выбросите из текста, тем лучше. На половину драматического текста всякой пьесы, самой наибессмертнейшей, классической и гениальной, я всегда смотрю как на распространённую ремарку, написанную автором для того, чтобы ввести исполнителей как можно глубже в существо разыгрываемого действия. Как только театр проник в замысел и овладел им, можно и надо жертвовать самыми яркими и глубокомысленными репликами (не говоря уже о безразличных и бледных) <…>. Вообще распоряжайтесь текстом с полной свободой, это ваше право <…>. Чем круче Вы расправитесь с «Гамлетом», тем будет лучше…