Один из самых блестящих физиков-теоретиков 20 века Р. Фейнман (1918—1988) после получения Нобелевской премии в 1965 г. испытывал некоторый творческий кризис, и, как пишут Джон и Мэри Гриббин в свой книге «Ричард Фейнман. Жизнь в науке» (М., Ижевск, 2002, с. 179), выйти из него ему помогла книжка Джеймса Уотсона. Дик (он был на десять лет старше Джима) познакомился с Уотсоном в 1959 году, когда проводил свой «шаббатный» год в Калтехе — он хотел пообщаться с тамошними биологами (Максом Дельбрюком, Мэттом Мезельсоном и др.), то есть он интересовался, что происходит в недавно родившейся молекулярной биологии. Когда они потом встретились в Чикаго в начале 1967 года, Уотсон дал Фейнману экземпляр рукописи своей будущей книги (она вышла в 1968-м).
Фейнман сразу же прочёл её от начала до конца, затем заставил то же сделать своего молодого коллегу Дэвида Гудштейна (с которым они занимали один гостиничный номер). Пока тот читал, Фейнман мерил шагами комнату и что-то рисовал в блокноте. Наконец Гудштейн сказал: «Самое удивительное, что Уотсон сделал такое фундаментальное открытие, будучи совершенно не в курсе, чем занимаются другие исследователи в этой области».
И тогда Фейнман показал ему листок из блокнота, где в центре каких-то каракулей было написано заглавными буквами: ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ. Вот то, сказал он, о чём он забыл и почему так плохо движется его работа: люди совершают прорыв только тогда, когда пренебрегают всем, чем занимаются другие, и пашут собственное поле. В письме Уотсону (хранящемся в архиве Калтеха) Фейнман написал: «Вы раскрываете, как делается наука, — я знаю это, поскольку сам пережил подобный прекрасный и волнующий опыт».
* * *
Мне кажется, особенность таких людей, как Уотсон, Крик, Георгий Гамов и др. в том, что они не ограничиваются какой-то узкой областью, в которой копают вглубь, но и смотрят вокруг: что важного свершается в данный момент, какая проблема созрела для решения? И смело направляют туда свои усилия, стремясь «снять пенки» и сделать последний шаг (как с грустью заметил Эрвин Чаргафф, «в науке не так важно, кто сказал первое слово, важно, кто сказал последнее»). Они не боятся, что подобное разбрасывание нанесёт ущерб их основному делу (вспомним, что Крик в начале 50-х трудился над диссертацией по структуре белков, а ему было уже 35), что они будут выглядеть дилетантами. И успех, который нередко сопутствует таким «научным пиратам», — это награда за их отвагу и open mind.