Вышел большой сборник стихов поэта, переводчика, эссеиста, сценариста Виктора Куллэ (р.1962) «Стойкость и свет» (М.: Б.С.Г.-Пресс, 2017). В книгу включены его избранные поэтические творения из созданного за 40 лет, а также переводы всех 154 сонетов Барда (признаюсь, что именно шекспировская часть прежде всего привлекла моё внимание).
Автор предпослал переводам маленький вступительный текст. А вот недавно в журнале 
«Кольцо А», № 101 (ноябрь 2016) была его обстоятельная статья «В ЧЁМ ТАЙНА СКРЫТОЙ СУЩНОСТИ ТВОЕЙ». Комментарий к переводу «Сонетов Потрясающего Копьём». К ней я и обращусь: <КуллэСонеты>.
В её начале Виктор Альфредович говорит о принципах своей переводческой работы, а потом переходит к сонетам Барда. Он указывает, что начальной причиной его обращения к ним стала книга Ильи Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире…»; на волне увлечения «рэтлендианской теорией» он перевёл и опубликовал в «Новом мире» поэму «Феникс и Голубь». Он подчёркивает, что пресловутый «шекспировский вопрос», проблема авторства при работе над сонетами были заранее переведены им в разряд гипотез. И добавляет: «Я сторонник рэтлендианской версии авторства –- но активно утверждать её в комментариях не намерен, ибо тогда спор вокруг «шекспировского вопроса» отвлечёт внимание от самих переводов».
Разделяя мнение многих шекспироведов, что издание «Сонетов» в 1609 г. было пиратским, то есть их автор не определял порядок стихотворений в сборнике, Куллэ полагает, что более естественно выглядит обратный их порядок — от 154-го к первому (так они представлены и в вышедшей книге). Он привёл в статье свои переводы отдельных сонетов с комментариями, в которых много интересного; жаль, что этот материал не вошёл в книгу. Приведу только его соображения о 122-м, где он говорит о своём маленьком открытии:
Наши переводчики, следуя английским комментаторам, трактуют «tables» 122-го сонета как «дневник», либо некую книгу для ведения записей, заметок. Иногда –- для разнообразия –- как вовсе фантастическую «табличку», на которой предположительно был запечатлён портрет «друга». Но подобное значение для «tables» в английском той поры попросту отсутствует…
Между тем, «tables» на переломе XVI–XVII веков для английского уха могло означать единственную книгу: «Essayes: Religious Meditations. Places of Perswasion and Disswasion. Seene and Allowed» –- первое собрание эссе Фрэнсиса Бекона (1597). Именно там каждая главка именовалась «The Table» – по аналогии с Библейскими Скрижалями. Бекон неоднократно переиздавал свои эссе, пополняя и перерабатывая их. Согласно отечественной традиции, название книги «The Essays, or, Counsels, Civil and Moral; With a Table of the Colours of Good and Evil» переводится как «Опыты, или наставления нравственные и политические».
Рэтленд, естественно, был хорошо знаком с трудами своего опекуна и наставника. Но само имя Бекона вызывает у правоверных стратфордианцев столь священный ужас и отторжение, что они предпочли очевидной подсказки не заметить. Кроме того, толкователи обретались в плену раз навсегда заданной модели: адресатом сонета является светловолосый «друг». Простая мысль, что вообще-то автор мог писать стихи кому-либо ещё –- кроме предполагаемого «друга» и «тёмной дамы» –- в голову, похоже, просто не приходила. А зря.
Вот перевод 122-го у Куллэ:
Твои скрижали – твой бесценный дар —
столь прочно в памяти запечатлён,
что ни к чему бумажный экземпляр:
им не забыться до конца времён.
Пока мой мозг и сердце, что дала
природа – сокрушительный нажим
забвения не истребит дотла —
в них будет место опытам твоим.
Бумага – лишь убежище словам,
но у любви совсем иной закон:
другим скрижалям верю – ибо там
ты с бόльшей полнотой запечатлён.
Мне ни к чему заглядывать в тетрадь —
страшусь права беспамятства признать.
===================================================
Его перевод поэмы «Венера и Адонис» тоже включён в эту замечательную поэтическую книгу. Приведу стихотворение Куллэ «Над переводом «Венеры и Адониса»:
.
Прости, Богиня, что мольбе
не внял. Что был как лёд.
Но ты бессмертна — я тебе
лишь краткий эпизод.
.
Жизнь принимаешь за игру,
лукава и горда.
А я совсем всерьёз умру.
Как ты тогда?